260 В. БАЛАШОВ Безкакой-либословеснойподготовкисделалОльгепредложение – и в тот же день они расписались, уломав председателя поселкового Совета. Вот только теще он не понравился с первой встречи – и очень явственно это ощутил. Материнская ревность заговорила, или та сразу ощутила в зяте что-то непонятное, чуждое их семье – этого Денис так никогда и не узнает. Он был по-своему привязан к жене: торопился домой после работы, ходил с ней в кино, в гости к ее знакомым, тем более что близких друзей у него здесь так и не появилось, а друзья детства остались там, в далеком Ленинграде. Так что теперь самым близким другом стала жена. Но при всем при этом он ощущал себя как бы обязанным ей, особенно когда ловил мимолетный внимательный Ольгин взгляд. И слова любви никогда не говорил, даже ночью. Ольга, чувствуя эту его раздвоенность, тоже не спрашивала, любит ли он ее – главное, что она любила. А он чем дальше, тем чаще задумывался, сможет ли хоть когда-нибудь любить, радоваться, огорчаться так же ярко, как должно, потому что все эти чувства горели внутри словно в полнакала, даже в четверть прежних, теперь уже полузабытых, эмоций. Дело, конечно же, в наследии болезни, которая была побеждена ценой больших нервных разрушений. Но неужели так будет всегда, всю жизнь?.. Когда через несколько месяцев Денис узнал, что у них будет ребенок, – и обрадовался, и испугался одновременно. Испугался, что последствия перенесенного энцефалита могут отразиться именно на ребенке, и в этом вольно и невольно будет виноват только он. Но через положенные девять месяцев родилась здоровенькая и прехорошенькая девочка. Денис был безгранично счастлив, что у него такой красивый, такой подвижный, такой умный ребенок. Ольга же уверяла, что иначе и быть не могло, потому что Танюшка – дитя любви. Вот кого он теперь любил самозабвенно, так это дочь: первым поднимался по ночам, когда она плакала, сам стирал пеленки, ходил с ней, едва выдавался свободный час, гулять на Енисей и в окрестную тайгу. Укладывая Танюшку спать, он даже пел ей песни, хотя в других обстоятельствах, при посторонних петь стеснялся по причине полного отсутствия слуха. Так что его жизнь потекла по счастливому руслу, и, если бы не периодические головные боли и приступы слабости с тошнотой, повторяющиеся весной, о перенесенной страшной болезни можно было бы вовсе забыть.
RkJQdWJsaXNoZXIy MTE4NDIw