МОЙ СОВРЕМЕННИК – ПУШКИН 317 Послесловие МОЙ СОВРЕМЕННИК – ПУШКИН Утверждают, что человек с его укоренившимися привычками, стереотипами мышления и собственным мировоззрением почти полностью формируется за первые пять лет жизни. Во всяком случае, именно за этот период времени он получает основополагающую часть внешней информации. Не оттого ли само понятие Родины у меня ассоциируется не с огромным городом Ленинградом, где жил, а с маленькой ярославской деревушкой Дмитриевка, куда отвозили меня родители на лето – с деревянным домом, с речушкой Рушей, с дедом Александром и бабушкой Евгенией? Дом был срублен из толстого елового кругляка, с топорщившимся в пазах потемневшим мхом, с поветью и чуланом, с огромной русской печью, полатями и широкими деревянными лавками. Еще запомнилась керосиновая лампа, висящая на длинном крючке, – электричество в эту глухую российскую деревушку проведут только в шестидесятых годах, когда я уже буду заканчивать школу... Огромный блестящий самовар на выскобленном добела столе и темный иконостас с горящей по праздникам лампадкой в переднем углу – все это легко вписывалось в атрибутику сказок Пушкина, которые читал вечерами дедушка Александр. Он тщательно протирал смятой газетой закопченное ламповое стекло, водружал на нос очки с круглыми стеклами и, подкрутив свои пшеничные усы, клал в обозначенный лампой на столе световой круг толстую книгу в темном переплете. Читал он не только для меня, но и для неграмотной бабушки, которая плохо видела все, что вблизи, и для разглядывания картинок использовала линзу в бронзовой оправе – должно быть от старинной подзорной трубы. Голос деда звучал неспешно, почти напевно, позволяя мне осмысливать каждое слово, каждый
RkJQdWJsaXNoZXIy MTE4NDIw