дивизии и двинулись в тыл. На нашем пути была река Ловать. Переправочных средств в том месте, где мы должны были преодолеть реку, оказалось недостаточно. Всего имелось несколько небольших лодок. В лесу у переправы сосредоточились остатки всех трех лыжных батальонов. Немцы засекли нас и подвергли жесточайшей бомбардировке. Их пикирующие бомбардировщики буквально «ходили по головам». А мы не могли выстрелить по ним даже из винтовки, так как все оружие мы сдали, уходя из зоны обороны. Потери у нас были огромными: мы никак не ожидали такого налета, поэтому были совершенно не подготовлены, не вырыли ни одного даже примитивного окопчика, впрочем, и рыть их было нечем: свои лопатки мы сдали вместе с оружием. Кто-то сумел добежать до берега реки и укрыться за обрывом, а большинство даже этого укрытия использовать не могли. Картина была ужасной. Но хуже всего то, что с нами не было никакой медицины, кроме ротных санинструкторов, не оказалось перевязочных материалов, лекарств. Индивидуальные перевязочные пакеты были далеко не у всех, многие передали их тем бойцам, которые сменили нас в обороне. К счастью, километрах в семи от нашей переправы находился полевой госпиталь, и мы перенесли туда раненых. Своих погибших во время бомбежки товарищей похоронили в соседней деревне, на восточном берегу реки Ловать. Затем походным порядком прибыли на железнодорожную станцию Пено в западной части Калининской области. Несколько слов о том, как выглядело наше «войско»: на фронт ехали три наших батальона из Казани в нескольких эшелонах, а на станции Пено остатки от трех батальонов вместились в один не очень длинный эшелон. Теперь о нашем внешнем виде. Описать я его могу, а вот представить картину, поверить в ее реальность, пожалуй, будет трудно читающему эти строки. Чтобы понять, нужно было видеть это «войско». Представьте себе железнодорожную станцию Лихоборы где-то в черте Москвы. Раннее утро. На станцию прибывает небольшой товарный поезд. Из теплушек вываливается масса людей и строится повзводно в походную колонну. «Воины» грязные, обросшие, обтрепанные, в ватных брюках и телогрейках или шинелях, в меховых шапках. У кого прожжен рукав телогрейки и из дыры торчит обгоревшая вата, у кого прожжены ватные брюки... Тот подпоясал шинель ремнем, этот стоит в расстегнутой шинели, у которой нет хлястика... Одни в трофейных сапогах, другие в лаптях, третьи в валенках. В таком виде мы проследовали в Фили. Там нас посадили в вагоны пригородного поезда и повезли дальше. Еще по пути из Пено до Москвы (а ехали медленно, подолгу стояли, пропуская идущие к фронту эшелоны) среди нас прошел слух о том, что нас везут в Серпухов, в парашютно-десантную бригаду. А оказались мы в другом подмосковном городе - Звенигороде. Точнее, километрах в трех западнее от самого города. Было это на исходе 11 мая 1942 года. Привели нас на футбольное поле, и началась «торговля»: лейтенанты, старшие лейтенанты, капитаны и даже майоры стали разбирать нас в свои команды, 158 ^■^вбѲЛДМзПШАЫн^^^ѵ^мв
RkJQdWJsaXNoZXIy MTE4NDIw