Лежа в окопах, бойцы ждут, подготовив бутылки с «коктейлем Молотова», рокота моторов фашистских танков и лязга гусениц. Но ударившие морозы под 70 градусов превратили масло в моторах немецкой техники в тягучую массу, сопротивление которой не в силах преодолеть никакие стартеры. Наши танкисты добавляли в масло бензин, и «тридцатьчетверки» своим ревом прогреваемых моторов вселяли хоть какую-то уверенность в сердца наших бойцов. Элемент внезапности был утерян, и гитлеровцы до весны остановились, фронт стабилизировался. Павел Васильевич рассказывал, что «всю зиму в окопах лежали. Сильно голодали. Траву ели, силосную яму нашли - это был деликатес, безмерно радовались. Штыками вырезали брикеты и ели этот самый силос. Все подряд ели, варили кожу головок кирзовых сапог. Только когда пытались есть войлок, сварив валенки, потерпели неудачу - застревал в горле. Такой страшный был голод». Когда блокаду прорвали, возле Ладожского озера сошлись в рукопашной схватке озверевшие от безысходности гитлеровцы и наши обессилевшие от голода солдаты. Хруст ломающихся костей, глухие удары прикладов и саперных лопаток, сухие пистолетные выстрелы, предсмертные хрипы - все смешалось в круговерти разгоряченных тел и мелькающих теней. Боевая выручка и мастерство хранят солдата в смертельной схватке с врагом лицом к лицу. Выпад, укол штыком, защита прикладом. Охотник все видит вокруг себя, вот накинулись сразу двое, четырехгранный штык трехлинейки утопает в теле врага, но выдернуть его уже невозможно - намертво застревает в кости, выхватить из голенища сапога трофейный десантный нож он уже не успевает. Удар прикладом в висок заставил померкнуть мир перед глазами Павла Васильевича. Край каски смягчает удар. Когда мир перестал кружиться кровавой пеленой, фашистов вместе с их боевой техникой уже загоняли в Ладожское озеро. Многие падали на колени и, показывая пальцами количество детей, просили пощады. В Латвии земля песчаная, и погибших солдат легко было хоронить, вернее закапывать. Заворачивали в плащ-палатку, саперной лопаткой выкапывали яму и закапывали. Разорвавшийся рядом снаряд взрывной волной так давит на мозг и внутренние органы солдата, что может вызвать серьезную контузию, надолго заставляющую померкнуть сознание. Вот и сейчас Павел Васильевич все чувствует, но не может пошевелить ни рукой, ни ногой, не может открыть глаза и сказать ничего не может. А похоронная команда уже снимает награды, вынимает документы и заворачивает в плащ-палатку. «Все, Пабанак, вот и похоронят тебя сейчас заживо, едва шевельнулась в мозгу мысль». И вдруг один из солдат похоронной команды заметил дрогнувшее веко и приложил ухо к груди - сердце бьется, живой. В очередной раз смерть, опалив своим дыханием, прошла так близко. В 1945 году Павел Васильевич демобилизовался, но в Абакане его никто не встретил, почти 170 километров до дома он шел пешком, заночевав в Усть- Камыште, где его покормили. После ужасов войны мирная жизнь казалась раем, и он шел, и шел по своей земле домой. А какая радость была у близких - на него уже давно пришла «похоронка», и все считали его погибшим. 212 -
RkJQdWJsaXNoZXIy MTE4NDIw