Шел рукопашный бой. Когда среди наступающих и атакующих стали рваться снаряды, а из-за пригорка появились неприятельские танки, оглушенный взрывами, я шел, полз, стреляя куда-то. Все было как во сне. Ноги не слушались. И когда уже терял сознание, чья-то сильная рука схватила и толкнула меня в окоп. Хотелось воды холодной, родниковой. Хотелось дышать полной грудью. Воды не было, воздуха тоже. Были пыль и гарь. И был бой. Бой не на жизнь, а на смерть. Я видел, как Вася, не спеша, сменил диск в автомате. Будто делал этот не в грохоте боя, а где-то в учебном полку. Стрелял, прищурившись, зло, короткими очередями. Когда кончились патроны, схватил гранату и, низко пригнувшись, бросил в надвигающуюся цепь. В общем грохоте взрыва не было слышно. Я видел, как Вася улыбался. Улыбался широко и открыто. Видел, как у самой кромки окопа взметнулось яркое пламя и черный куст земли. Видел упавшего Васю. Падая, он подмял под себя растущие белые ромашки, и одна из них выпрямилась, вспыхнула красной звездочкой. Васи уже не было в живых. Его распахнутые глаза удивленно смотрели куда-то вдаль. Горячая волна захлестнула меня, сдавила горло, а руки сжали приклад пулемета. И вдруг огненный вал накрыл все вокруг. Вслед за ним мы, небольшая горстка оставшихся в живых атакующих, ворвались в неприятельские траншеи. В одном из ходов сообщения, откуда-то из бокового хода на меня налетел невысокий немец с автоматом. Запомнились сжатые губы на худом бледном лице. Я пригнулся и наотмашь ударил саперной лопаткой проскочившего немного вперед фашиста, Запоздалая очередь из автомата пришлась выше меня. Немец схватился обеими руками за лицо и осел на дно траншеи. Схватка была короткой, жестокой. Погиб наш ротный. Мы ушли дальше. Я так и не знаю, где его похоронили. Атака была отбита. На искромсанном поле среди осенне-летних цветов - несколько немецких танков. Я лежал рядом с Алексеевым. Стрелял из пулемета. И вдруг свет погас. Теперь я уже не был страшен врагу, да и они для меня не существовали. Нас осталось семеро из 30 человек. И замыкавший взвод Вася Алексеев, и Вася Семашко, Гриша Петров, Володя Иванов, Костя Чернов - они не умерли. Они и сейчас живут в моем сердце. Им не было еще и 18 лет... Отлежавшись в полевом госпитале недалеко от линии фронта, я уже стал соображать, понимать, что со мной случилась беда. Взорвалась мина (по-видимому, где-то сзади). Осколком пробило каску, вмялось, лопало в затылочную часть. Осколком пробили шею. И так на какое-то время я выбыл из строя. Наверное, прошло около 20 дней, но нас в тыл не вывозили. Меня посчитали, по-видимому, еще способным воевать. Хотя мечталось, что вот после ранения пошлют домой на недельку - на две отдохнуть, увидеться с родными. Но врач сказал: «Ничего, сынок, злее будешь. Немцев еще много. Надо бить...». ...Мы еще много раз отбивали атаки немцев. Много их лежало на истерзанной русской земле среди ромашек. Закрутили меня вихри войны, бросали мальчишку в атаки, били наотмашь осколками и пламенем. Таких, как я, в нашем полку было много. В перерывах-затишьях мы или впадали в безразличное отупение, или, забившись на самое дно окопа, плакали от страха и безысходности, молили Бога о спасении.
RkJQdWJsaXNoZXIy MTE4NDIw