а от них нет сигнала. Уже давно рассвело. Стали слышны голоса финнов, лай собак и мелодичный стук топора. Все это злило и беспокоило. Но вот одинокий выстрел прервал все сразу. Еще не успели определить направление, где стреляли, как заработал станкач, за ним другой, и все слилось в одну захлебывающуюся тревожную трескотню. Значит, ребят заметили, и они попали под огонь всей обороны. Сколько прошло времени, но бой не затихает. Мы понимаем: долго это сражение не продлится, ведь их только шесть человек и у них три автомата и три винтовки. Противник же имеет пулеметы и находится в дзотах. Прошел час, может, два, перестрелка утихла. От Шахова нет сведений, а это значит, оторваться у них нет возможности. Стало реже слышно стрельбу пулеметов, короче и реже автоматные очереди. Значит, неравная схватка продолжается. Но вот все утихло - «все, конец», но наше отчаяние было преждевременно. Перестрелка вскоре возобновилась, послышались крики. Стрельба нестройная, на автоматные очереди отвечают выстрелы винтовок - кончились боеприпасы, а может, нет в живых тех, у кого были автоматы. И вдруг стало тихо, а затем сильный взрыв потряс все вокруг. Что это, попали на мину? Так нет - слишком сильный. И потом вновь тихо. Бесконечно и безнадежно долго. Мы поняли - погибли все. Пролежав некоторое время в засаде, с наступлением сумерек послали несколько человек к месту боя. На месте взрыва нельзя было определить ничего. Куски материи, обломки лыж, останки человеческих тел, а на подступах трупы врагов. Все поняли: когда ребята отходили с боем, кончились патроны, были раненые, оставалось одно - когда приблизится враг, подорвать себя толом. Так они и сделали. 26 декабря 1942 года в неравном бою у деревни Баранова Гора погибли Николай Горбушин, Леонид Быков, Лукиных Валентин, Ковальчук, Проскуров, Шахов Александр. 1943 год. Время наступать 5 марта 1943 года я попал в армейский госпиталь № 2536, расположившийся во Дворце культуры Сегежского ЦБК. Нас сразу сводили в баню, а затем в операционную - у меня был обморожен палец правой ноги. Обработку хирург производил без наркоза, объяснил лишь, что будет срезать обмороженную ткань, и велел сказал, если будет больно. Вначале было слышно только поскрипывание скальпеля, а когда стало больно, мне ответили: это хорошо, кость не повреждена. Когда наложили повязку, смоченную спиртом, то из глаз посыпались искры. Поместили меня в палату на втором этаже, где уже лежали двое раненых, принесли сытный ужин - как оказалось, партизан кормят, как и гвардейцев. Так вот после бани, гвардейского ужина, на настоящей кровати с панцирной сеткой, в чистом белье партизан - так меня окрестили в палате - проспал завтрак, и обед, и ужин. На следующий завтрак я проснулся сам Двое суток сна, как в сказке - вот где было блаженство! 20 марта я выписался из госпиталя и вместе с отрядом ушел в очередной поход. 1943 год - это не 1942-й. Ни болезни, ни истощения не могли никого остановить. Когда летом на Курской дуге началось контрнаступление, то партизаны уже давно активизировали свои действия. Как стало известно позже, за оба этих года с
RkJQdWJsaXNoZXIy MTE4NDIw