Первое свое боевое крещение получила под Курском. Было так страшно, что и сейчас вспоминать без содрогания не могу. Горели небо и земля. И много, очень много раненых, особенно танкистов с тяжелыми ожогами и летчиков со сломанными ногами. Часто приходилось оказывать помощь под бомбежками и обстрелом. Мужчин-санитаров у нас не было, раненых носили сами. Перевязывали, переливали кровь, накладывали шины. От одного к другому, от одного к другому: «Потерпи, милый!», «Потерпи, голубчик!» И мужеству наших солдат мы не переставали удивляться. 5 августа Москва салютовала в честь взятия Орла. Это было впервые в истории войны и придавало нам уверенности в победе над врагом. Госпиталь постоянно передвигался. В селе Ракитное, оказывается, в немецкой части была вспышка сыпного тифа. Я тяжело заболела и не участвовала в боях за Днепр и Киев. После выздоровления попала в полевой хирургический госпиталь № 5157, где меня назначили старшей сестрой эвакоотделения. Со своими подругами из Абакана снова встретилась уже в польском городке Леремышле. Сколько было радости! Но обратно в госпиталь № 1398 меня не отпустили. С хирургическим госпиталем я прошла по дорогам войны весь 44-й. В 45-м были недалеко от Берлина, Помимо раненых принимали и наших военнопленных, освобожденных из фашистских концлагерей. Большинство из них больные, голодные, измученные. После Берлина нас перебросили в Дрезден, где работали на равных с немецким госпиталем. Потом была Чехословакия. В общем, навоевалась досыта. Кончилась война, а нам исполнилось лишь по двадцать. Осенью возвращались домой. Прошли годы, мои родственники уезжали из Абакана и решили продать свой небольшой домик. Пришел покупатель, открыл калитку, увидел меня и... остановился. Потом бросился ко мне, обнимает и говорит: «Дуся! Дусенька! Я же тебя всю войну искал! Мне сказали, что ты умерла», Я от волнения расплакалась, потому что сразу вспомнила июль 43-го, Прохоровку и его, тяжелораненого танкиста, который пересохшими губами шептал: «Дусенька, я тебя найду...» Валентина Батягина - ...Мы находились в полутора километрах от передовой. Я была старшей сестрой отделения - десять палаток, разбитых прямо в поле День и ночь к нам везли раненых, а кто мог, добирался сам. Молоденькие парнишки сухими, искусанными от боли губами в забытьи повторяли: «Мама! Мама!» Я подходила и, тихонько гладя, говорила: «Потерпи, сынок! Усни немножко Скоро будет полегче...» А у самой перехватывало дыхание и ком застревал в горле: «Какая же я мама! Ведь мне самой-то
RkJQdWJsaXNoZXIy MTE4NDIw