Мощно и ровно гудят моторы. По сторонам и немного сзади строем идут другие машины. Их силуэты четко вырисовываются на темнеющем небе. Идут бомбардировщики дальнего действия. Высота растет и растет. Глубокая ночь закрыла море и землю. Светит, бежит сбоку за самолетом луна. Холодно перемигиваются звезды. Тихонов отрывает одну руку от штурвала, шевелит пальцами. Стынут руки даже в теплых перчатках. Глаза заволакивает пелена - сказывается высота. Тошнит Кислородная маска покрывается изморозью. За бортом минус сорок пять. - Как самочувствие, ребята? - спрашивает у штурмана и стрелка-радиста. - Держимся? - Держимся, батя! - это голос Андрея Коневцева. - Холодновато малость Да кровь что-то из носа пошла. - Ничего, - подхватывает Вениамин Лахонин, - бывает хуже. - И тут же деловито добавляет: - Идем по курсу. Видимости никакой. Приборы в порядке. - Он замолкает, очевидно, колдует над картой и компасом. Потом докладывает: - Подходим к острову Борнхольм - точке разворота. Внимание! Тихонов вглядывается в приборы. Преодолевая окоченелость ног и рук, жмет левую педаль, берет штурвал влево и слегка на себя. Бомбардировщик входит в вираж На звездном небе видно, как разворачиваются на юг остальные машины. Скоро кромка берега. Пройдена большая часть пути. Но в море вдруг вспыхивают и вонзаются в небо ослепительные лучи прожекторов. Это сторожевые корабли ставят заслон. Вот она, первая встреча. И сразу потянулись вверх, захлебываясь и сверкая, лопаясь в воздухе, голубые, оранжевые, ярко-зеленые трассы зенитных снарядов. Заметались, растворяясь в вышине, лучи, скрещиваясь и падая, лихорадочно шаря, выискивая цель. Завеса огня. Хорошо, что машины идут на большой высоте и трудно вести прицельный огонь. Вслед еще долго летят, догоняя и лопаясь где-то ниже и справа, зеленые и оранжевые вспышки. - Штеттинская гавань, - докладывает Лахонин - Поздравляю, мы над Германией! Василий Тихонов крепче сжимает штурвал. Вот она, немецкая земля. Здесь жили великие умы. Теперь тут черная ночь фашизма. Сколько проклятий летит в адрес этой земли, захваченной и распятой коричневыми выродками человечества. - Перед нами - Штеттин! - голос Лахонина твердеет. Чувствует: сейчас он положил руку на рычаг сбрасывателя бомб. Под ними фашистский город. Лахонин мечтал добраться до этой ненавистной чужой стороны и отомстить за кровь тысяч людей, за погибших товарищей. - Не бомбить! Идем на Берлин! - отрывисто говорит Тихонов. Брови его сдвинуты, узкими щелками смотрят настороженные глаза. Под наушниками шлемофона играют желваки. Руки прикипели к штурвалу. Тело собралось, как перед прыжком. Встает завеса огня. Вперегонки мчатся и брызжут искрами ослепительные шары. Словно мечи, рубят воздух прямые лучи прожекторов. С оглушительным грохотом рвутся впереди, сзади, внизу огненные мячики Лавина огня кольцом охватывает самолеты. Гарь, удушливый запах взрывчатки проникают в кабину. Нечем дышать. И хотя высота уже меньше, хочется снова надеть кислородную маску, чтобы не задохнуться.
RkJQdWJsaXNoZXIy MTE4NDIw