неприятно, это все забота. И еще ты пишешь, что на работу ходить далеко и ребятам в ночное время плохо. Степа, Степа, а может, обойдешься на одной пенсии, а то проси работу где-нибудь ближе к дому»; «Отправил вам пинжак (пиджак) и брюки»; «Если приехала бы, то можно было бы набрать куфаек (фуфаек,* Куфайка новая 30 р., рубашки Ю р . Мы всё даром побросали, у нас забрали». Какая отеческая забота! Только любящий отец и муж мог так заботиться о семье. В каждом письме - огромное желание увидеться с семьей: «Ну, Степа, я вас ждал каждый день. Наверно, бесполезно, наверно, на работе тебя не отпустят», «Я очень соскучился об вас. Я бы сейчас хотя бы одну минуту посмотрел на своих детей», «Буду жив, дак увидимся», «Ждем каждый день выезд, поедем, наверно, на запад. Как мне охота вас увидеть. Но теперь не знаю. Если увидимся, то это большое счастье»; «Как мне охота было увидеться, но не пришлось. Ну, может, будем живы и здоровы, увидимся. Сильно не расстраивайся». Как понятны нам эти строки, прямо нутром чувствуешь его состояние перед вечной разлукой. С каждым днем все меньше и меньше надежды, и вот: «Сообщаю, что я выбываю неизвестно куда». В другом письме он напишет, что выбывает на запад за Москву, в следующем - «подъезжаем к Москве, едем очень медленно». И больше - никаких названий местности, только почтовый ящик 1975, 969-й стрелковый полк, 7-я рота. После запросов родственники решили, что последние бои с врагом у Михаила Третьякова были под Сталинградом. Чем дальше от дома и ближе к фронту, тем больше в письмах наказов жене и детям: «Ты, сынок, хозяйничай, будь хозяином. Степа, ребят не обижай, а внушая по добру»; «Степа, детей не обижай, а то, мать, может придется им быть сиротами. Я знаю всю сиротскую жизнь и верю: в семье сиротами переживать жизнь легче»; «Степа, ты только не расстраивайся, с дитями обращайся лучше, внушай им по добру»; «Сильно не расстраивайся, живи и все свое горе развесели. С дитями заставляй их песни петь так, как я с вами свое горе разбивал. И вам, милые детки Нася, Катя, и сынок-хозяин Толя, и дочка Зоя, наказ от папки: слушайте мать лучше и сами не деритесь и не ругайтесь, друг друга любите»; «Я узнал, что у вас хорошо все растет в огороде. Это для меня радость. Сынок Толя, ты ходи лучше за табаком. Как уберешь хорошо, я приеду домой, дак покурим. Нася, Катя, Зоя, а вы припасайте репки и луку. Как Гитлеру башку сломим, т ак и приедем домой». Как он всё правильно понимал: воспитывать детей на добро. Какие меткие выражения: горе свое развесели, разбей свое горе песней До войны он любил петь и дети тоже пели. «Письмо Толе. Сынок, я видел во сне. как будто ты что-то у матери стащил и променял на шиши ребятишкам. А ты напиши мне, что ты менял. Я выстою, наверно. Отдам свой долг, вернемся, решим судьбу». Это было последнее, семнадцатое письмо солдата. Оно было написано 1 сентября 1942 года. За ним пришло другое письмо, но уже написанное чужой рукой, датированное 16 октября 42 года. Приведем его полностью: «Здравствуйте, семья Третьякова Михаила Семеновича. Привет вам от меня. Завалишина Анатолия К., т. е. от товарища вашего мужа и отца детям Михаила Семеновича. Мы вместе с ним были в армии с 1 июня 42 г. и по 24 сентября 42 года. Когда вступили в бой, и нас поранило: меня в ногу. Я все же смог выбраться сам с
RkJQdWJsaXNoZXIy MTE4NDIw