В штабном блиндаже оказался связист-артиллерист, который, услышав сильную автоматную стрельбу и немецкий крик, притаился в углу блиндажа. Немецкие фашисты взорвали все пушки, начали расстреливать сотни раненых. Все советские воины были уложены вокруг блиндажей вниз лицом и в затылок из пистолета расстреляны. Около одного блиндажа старший сержант Полянцев увидел расстрелянными двух предателей - Амосова и Фирсова. Последний был еще жив и просил нас, чтобы мы его добили, но нам и пули было жалко тратить на эту мразь. Когда фашисты расстреляли всех раненых, они в двери и проемы блиндажей бросали гранаты-лимонки и уходили, поэтому связист-артиллерист остался жив, у него только мелкими осколками было поранено все лицо. Вечером, на ночь, артиллеристы заняли оборону на опушке леса за огневыми позициями около лесосеки. Капитан-артиллерист выделил нам четырех солдат-артиллеристов и выдвинул в боевое охранение. На Ленинградском и Волховском фронтах в землю не зароешься, так как там всюду трясина и болота, но зато укрывала сама природа от пуль, потому что вокруг деревьев высокие земляные наросты (кочки). А для того чтобы не лежать на воде, воины делали настилы себе из сухого ольховника. Мы устроили для себя огневые гнезда и приступили к наблюдению. В это время взошла луна, и на лесосеке все было хорошо видно. Где-то в полночь с противоположной опушки леса вышли люди. Когда они приблизились, увидели, что их было четверо, шли они гуськом, друг за другом, но рассмотреть и узнать, кто они, наши или враги, было невозможно. Когда передний подошел близко ко мне, то, очевидно, увидел отблеск моего автомата и резко повернул от меня вправо, а трое позади него остановились. Когда его осветила луна, я различил немецкую каску и нажал на спусковой крючок автомата. После длинной очереди он заорал и рухнул на землю, остальные трое, не приняв боя, отступили на противоположную сторону опушки леса. Когда я осмотрелся, то моих артиллеристов ни слева, ни справа не было. Их как ветром сдуло, когда заорал фашист (у страха глаза велики). Для того чтобы не оказаться самому языком для фашистов, я тоже ретировался. На следующий день рано утром мы поползли к убитому фашисту. Мы увидели, что он лежит навзничь, у него на груди эмалированный крест, а на погонах - знаки различия обер-лейтенанта. Мы сняли с него ранец, взяли все документы и золотые часы и быстро уползли обратно, так как откуда-то стреляла кукушка. В ранце обнаружили галеты (пресные лепешки), пластмассовую баночку сливочного масла и плитку шоколада, а самое главное для солдата - табак: в ранце было четыре пачки сигарет. Мы занялись трапезой и вдоволь накурились. Через некоторое время нас вызвал капитан и приказал сдать ему все трофеи, в том числе и золотые часы (ему кто-то обо всем уже доложил). На следующий день пришел солдат, раненный в шею, из двухсотого полка, который рассказал, что их шло шестеро человек, но их из засады обстреляли фашисты. Пятеро солдат погибли, и до артполка добрался он один. Мы его обо всем расспросили и решили пробираться в свой тринадцатый стрелковый полк по указанной солдатом просеке. Когда мы двигались просекой, то впереди увидели еловый завал, к которому приблизились, и из двух автоматов открыли по завалу огонь. Оттуда была короткая очередь из пулемета, потом все смолкло. Выждав
RkJQdWJsaXNoZXIy MTE4NDIw